В Дагестане по меньшей мере за последние два тысячелетия не были известны не только межнациональные войны, но даже конфликты на межнациональной основе. Местные историографы, начиная от Мухаммеда-Рафи (ХIV в.) до Гасана Алкадари (ХIХ в.), не только не отмечают межнациональные конфликты, но вовсе игнорируют национальный фактор в истории беспрерывных войн за независимость, что вели горцы, или в других исторически значимых акциях во внешней или внутриполитической жизни. Этнический фактор как бы вовсе отсутствовал в Дагестане. Тем не менее Дагестан в те же последние тысячелетия был так же многоязычен или полиэтничен, как и сегодня. При исключительном малоземелье и множественности этнических образований, вооруженности, известной воинственности горцев межэтнические конфликты, казалось, были бы не только неизбежными, но могли стать печальной повседневностью. В действительности мы имеем ситуацию межнациональной толерантности. Ни один народ в Дагестане не вел войны против другого народа. Об этом говорили и писали философы и культурологи.

Но в чем же секрет?

Причину межэтнического мира в прошлом и в настоящем невозможно искать в сфере общих ценностей, таких как добрососедство, миролюбие, или иных нравственных качеств, присущих нашим народам. Эти факторы играют роль до определенной черты или до критической точки, после которой конфликт мог бы быть погашен применением права и согласительных механизмов. Если и случался конфликт между двумя общинами, принадлежавшими разным этническим образованиям, он погашался обычными методами по праву и соглашениям, без заступничества «за своих» со стороны этносов.

Еще в древности (порядка пару тысячелетий тому назад) произошел переход от корпоративных этнополитических связей к правовым отношениям, свойственным гражданским общинам. Как это хорошо известно специалистам социальной антропологии и культурологам, гражданская община выходит из корпоративных отношений к новым договорным, стремится к автономии и независимости (общинный сепаратизм), компенсирует потерю родовых и этнических связей новыми договорными, то есть кооперативными (правовыми), связями. И на этой основе складывается публичное и внешнее право. Межличностные конфликты также переходят в правовое поле. Личность – это уже не органическая частица рода и племени, а самостоятельный субъект права в общине, наделенный правами и обязанностями по отношению к ней и внешнему миру.

Обращает на себя внимание тот факт, что в Дагестане не были известны, подчеркну, абсолютно не известны, «этнические территории», постоянной константы известных конфликтов, т.е. ни аварцы, ни даргинцы, ни другие национальности не имели «общеаварской» или «общедаргинской» и других «национальных» территорий. Соответственно, не было синдрома этнической ассимиляции иноязычных образований, при которой присоединялись их территории к «своим» территориям. Этнический фактор как субъект «исторической активности» перестал существовать, предположительно, еще на рубеже нашей эры, после возвышения и укрепления гражданских общин и их союзов, как доминантных форм политических устройств в Дагестане. Этнический фактор в конфликтах, весьма частых из-за территориальных владений, перераставших иногда в военные стычки между общинами, владетелями территорий, отсутствовал. Он также не присутствовал в вопросах кровомщения или других уголовных и гражданских тяжбах. Этничность не касалась жизненных интересов общин, а составляла культурную атрибуцию как языки, и определенные элементы материальной и духовной культуры, включая и языковые поля. Отсутствие этнических территорий и национальных границ «компенсировалось» наличием территориальных владений на правах собственности конкретных обществ и их союзов, куда, кажется, и переместился полигон конфликтов, что породил механизмы не военного, а их правового решения.

Территории общин и их союзов имели границы, обозначенные в различных формах. Они фиксировались в письменных документах, были опознаваемы и хранились в общественной (коллективной) памяти. Граница территории обозначалась специальными опознавательными знаками, отмечалась бороздой, проведенной плугом, изредка строили невысокие каменные «столбы» или устанавливали стелы. Классический памятник такого рода, который датируется ХIV веком, призванный, как полагают исследователи, играть роль юридического документа, находится в Курахе. Надпись прочитана, прокомментирована и издана известным кавказоведом Л.И. Лавровым и стала широко известна в науке. Надпись составлена 24 декабря 1356 г. и гласит: «Это горы Кураха: от мельницы Хибитара до загона для скота (принадлежащего) Ругуну, и до Хаджиева камня, и до вершины Кун-Кула, и до горы Архита, и до Хараджского моста, и до Друшдульского тока, и до вершины, не занятой Хбуком. А это горный хребет со стороны Юга: от озера Кулик-вир до (горы) Т-р-к-р-кил выше Кимихура, и до речки под Титалем, и до М-гункура, (где) кончается конюшня и начинается Зилинки». (Лавров Л.И. Эпиграфические памятники Северного Кавказа. М., 1966. Ч. 1. С. 196, 287).

Граница здесь обозначена достаточно точно, называются уро¬чища, речки и хозяйственные объекты. 

 Курахская стела привлекает внимание еще рисунками, которыми сопровождается надпись. Рисунки изображают когтистого зверя, на его спине написано «лев», какое-то фантастическое чу¬довище, в пасти которого написано «большая змея», и всадника на соколиной охоте. Эти изображения – принятые знаки оберега, в данном случае они употреблены как талисман-оберег территории и границ Курахского общества.

Границы обозначались в письменных памятниках, игравших роль юри¬дических документов, закреплявших территориальные владения. Более распространенной была устная традиция обозначения границ. Беседы о пограничных ли¬ниях на годеканах, в мечети и специально среди старейшин про¬исходили чуть ли не ежедневно в связи с хозяйственной эксплуа¬тацией территории. Эта особенность, то есть наличие территориальных владений, не имевшая прямых аналогий, кроме как в античном мире, была выдающейся чертой независимых гражданских общин в Дагестане. Соответственно, конфликтные ситуации возникали не между этносами, а между конкретными обладателями территорий – между теми или иными сельскими общинами, независимо от их этнической принадлежности. Полигон конфликтов из этнических полей, которые, как говорилось выше, были разрушены (расстроены) возвысившимися гражданскими общинами, переместился в межобщинные пограничные зоны. Конфликты между общинами возникали постоянно и повсеместно из-за взаимных «пограничных» претензий на владения или нарушений границ пастьбой скота на чужой территории. Но не только. Многие бывшие отселки, владевшие территорией, совместно с другими отпочковывались, образуя свои территориальные владения. Стремление к равенству не только граждан, но и статута общин по отношению друг к другу было характерно локальным сообществам, они стремились к сепарации, что также приводило к конфликтным ситуациям (передел территорий и т.д.). Формы и механизмы разрешения конфликтов, как и факторы, порождавшие их, были за пределами обычной бытовой культуры, этнической солидарности в том числе, но в сфере законов, которые обслуживали исторически сложившиеся местные сообщества, основанные на «сочетании общественной и частной форм собственности на средства производства» (К. Маркс), в сфере соглашений и установок, что оговорено в ряде старинных кодексов, и касались только межобщинных, а не межнациональных отношений.

Военные действия одних обществ против других пресекались санкциями закона. Так, 53-й пункт «Свода решений, обязательных для жителей Андалальского округа» гласит: «Если крупное селение наше захватит себе наше маленькое селение, то с крупного селения ежегодно взыскивается по 100 баранов» (Памятники обычного права Дагестана. М. 1961. С.65.). Или: «Если крупное селение учинит насилие над маленьким селением, то все селения округа помогут ему избавиться от этого насилия» (Там же). Еще более категоричны постановления других вольных обществ и их союзов. Устанавливаются штрафные санкции на те окрестные общины, которые уклонились от обязательств наказать общину-агрессора (общество Хунз). Так, в 92-й статье постановлений их кодекса говорится: «Если жители одного аула самоуправно захватят луга и нивы другого аула, нарушив при этом обычаи края и законы кодекса, то соседние аулы должны заступиться и дать отпор нападающим. Если они этого не сделают, то с каждого соседнего аула взыскивается 10 голов овец» (Памятники. С.268). Законы союзов подавляют побудительные мотивы для нападения общества на общество, как бы они ни были весомы. Агрессия пресекается, очевидно, чтобы исключить прецедент, иначе могла иметь место цепная реакция по завоеванию чужих земель.

Механизмы погашения межобщинных споров и столкновений были многообразны. В спорных ситуациях для освидетельствования границ привлекались не все, а лишь отдельные лица, известные не только знанием границ, но обладавшие безукоризненной репутацией справедливых и достойных доверия людей. К примеру, по случаю потравы скотом, принадлежавшим хуторянам сел. Урада, пастбищ в пограничной местности Гьину, которую жители сел. Мачада считали своей, последовало распоряжение, в котором, в частности, говорилось, что в связи с потравой и конфликтом «оба джамаата послали по два человека для опознания границ» (Распоряжение в связи с пограничным миром между Урада и Мачада // Рук. ф. ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф. 16.   Док. 522). Межобщинные конфликты разрешались маслаатом (миротворческие комиссии), который творили представители других, не вовлеченных в конфликт общин – джамаатов.

Соблюдение границ и владение территориями (де факто) в Дагестане оставалось неизменным принципом при всех самых радикальных социально-экономических, политических переменах и реформах за последние два столетия. В имамате территориальные владения обществ были защищены местными законами. Шамиль оставил территориальные владения общин в неприкосновенности. Он создавал государственные земли байтулмал из других источников. Российские власти также оставили положение вещей неизменным, хотя и замалчивали право общин на территории, в то же время не оспаривали его. Они также создавали казенные земли из отдельных источников. За общинами оставались их территории. Советы, хотя и все земли были объявлены государственными, также отказались от попыток перераспределения земель и изменения территориальных границ по экономической целесообразности и социальной справедливости, так как любые попытки изменить границы вызвали бы протесты сельчан вплоть до восстаний. Современное углубление реформ по муниципальному праву на территории происходит и, можно прогнозировать, будет происходить, сохраняя статус-кво границ традиционных территориальных владений.

В заключение еще раз нужно сказать, что межэтническая толерантность в Дагестане – это историческое наследие, а межобщинные конфликты, имевшие место, погашались на правовом поле независимо от того, к какой национальности принадлежат конфликтующие общины, образно говоря, на альтернативе: «согласие или коллапс по принципу домино», где выбор всегда за согласие. Гражданская община, высший тип местных сообществ, требовала соблюдения традиций, установок, правил и закона, как условие ее свободы, то есть самого факта ее существования. Свобода же, особенно в ее высших уровнях, в чем убеждены философы, без механизмов согласия порождает «мощные силы разногласий и противоречий, что угрожало бы самому функционированию общества» (Алиев М.Г. Согласие: социально-философский анализ. М., 2001. С. 196).

«Народы Дагестана»

М. Агларов, профессор