Особо стоит рассмотреть предположение М.А. Агларова о том, что упоминание в
мунийском предании о ЖугьутI-хане может указывать на вхождение владений
последнего в состав Хазарского каганата; при этом М.А. Агларовым
подразумевается, что владения Сураката Аварского в состав Хазарского каганата не
входили (Агларов 2002: 12, 23–24). Однако, необходимо обратить внимание, что в
письме хазарского царя Иосифа в числе его данников названы области Б.г.да (около
Баб ал-Абваба, то есть Дербента) и С.р.ди (Коковцов 1932: 100), что можно
реконструировать как соответственно *Кайтаг (Семенов 2005: 234) и *Сарир (Westberg
1900: 307; Коковцов 1932: 104, прим. 8; Семенов 2005: 233. См. также: Айтберов
1986: 28); но, поскольку именно Сарир и принято считать наиболее ранним
государством на территории расселения современных аварцев (Бейлис 1963;
Минорский 1963: 132–137; История Дагестана 1967: 123–124, 182), то как раз
владения Сураката Аварского, а не ЖугьутI-хана должны были бы входить в состав
Хазарского каганата или же находиться в политической зависимости от него. Таким
образом, предлагаемое М.А. Агларовым соотнесение исторических реалий предания о
ЖугьутI-хане с эпохой Хазарского каганата не находит опоры в источниках.
С другой стороны, объяснение имени ЖугьутI-хан с позиций обоснованной выше
гипотезы о том, что именование «еврейским» в такого рода дагестанских легендах
следует расценивать как указание на «старинность», не встречает никаких
препятствий. При этом следует обратить внимание, что в обозримом прошлом у
андийцев не было ханов: андийский джамаат (андал; самоназвание андийцев –
гъванал (Агларов 2002: 3)) имел республиканское устройство (Агларов 2002:
153–158). Но, судя по всему, так было не всегда, так как, согласно мунийскому
преданию, в старые времена у них были эмиры, которые по-андийски назывались
рехедол (Хашаев 1961: 240). Вероятно, с последним титулом и следует сопоставлять
имя ЖугьутI-хана.
Предположение о синонимичности в разбираемых легендах понятий «еврейский» и
«старинный» позволяет внести ясность и в другие приведенные выше предания.
Например, легенду об основателях селений Мекеги, Мулебки, Губден и Кадар с
ЖугьутIела шибарко «Еврейским поселением» следует расценивать, во-первых, как
отражение большой древности самих этих аулов, и, во-вторых, как претензии его
жителей на связь с поселением, значительно более ранним, чем их собственное.
Что же касается присутствующего в араканском предании упоминания в качестве его
основателей не только евреев, но и персов, то в данном случае, вероятно,
отразилась народная память об основании данного селения завоевателями, а
поскольку в Дагестане ни армяне, ни евреи в роли завоевателей никогда не
выступали, то их место занял другой этнос, с экспансией которых дагестанцы
сталкивались не раз. Что же касается присутствия в легенде помимо персов еще и
евреев, то здесь, скорее всего, имеет место дань обще-дагестанской «модели»
включения в легенды такого рода «еврейского» элемента.
Во всех перечисленных случаях мнимым «евреям» обычно приписывались те
стереотипные представления, которые обычно связывают с горскими евреям, причем
далеко не во всех случаях именование «евреями» жителей тех или иных дагестанских
сел носит пейоративный характер.
В качестве параллелей к данной традиции можно сослаться на легенду о
происхождении фамилий кабардинских князей: одна из них возводилась к евреям,
другая – к армянам, третья – к грузинам (см., напр.: Бгажноков 1983: 88). Можно
также указать на очень популярную в средневековый период легенду о еврейском
происхождении рода Багратидов (История Армении Моисея Хоренского 1893: 1. 22) (армянск.
Багратуни, гру-зинск. Багратониани / Багратиони), управлявших первоначально
армянской провинцией Сперк‛, позднее, всей Арменией, еще позднее
княжеством Тао-Кларджети и затем – уже в качестве царей – всей Грузией. Однако,
и в том, и в другом случае речь идет о происхождении аристократических родов, а
не о населении тех или иных сел. Кроме того, в самом Дагестане у высшей
аристократии существовала иная тенденция в поисках своих исторических корней:
практически все они возводили свое происхождение к знатным арабским воинам и
даже к роду пророка Мухаммада (Бакиханов 1991: 64 сл.).
Дагестанская традиция именования основателей старейших аулов «евреями», а также
«христианами» («армянами», «грузинами», «русскими»), несомненно, возникла в
мусульманский период истории дагестанских народов, так как только с утверждением
ислама, являвшегося наиболее молодой из авраамических религий, могло возникнуть
представление о том, что самые старые аулы, а также памятники, артефакты и т.д.,
относящиеся к домусульманскому периоду, могут быть связаны с приверженцами
авраамических религий, которые существовали до пророка Мухаммада.
Наиболее близкой к рассматриваемому дагестанскому материалу в отношение
семантики является распространенная в среде пуштунских племен Афганистана и
Пакиста-на легенда об их происхождении от десяти потерянных израильских колен .
Судя по всему, значительно раньше появилась легенда о происхождении от тех же
десяти израильских колен некоторых групп таджиков и узбеков (Абдуллаев 2006:
164–166), причем наиболее ранний отголосок этой темы, исследованной Е.
Абдуллаевым, относится к сасанидской эпохе (226–651 гг.): речь идет о сообщении
анонимного среднеперсидского географа о том, что город Хорезм был основан евреем
Нарсе (A Catalogue 1931: 11). Любопытно, что данная легенда была распространена
не только среди самих таджиков и узбеков, но и среди среднеазиатских евреев. В
связи с этим Е. Абдуллаев отмечает следующее: «Цель мифа о еврейском предке –
легитимация культурных претензий коренного народа на равенство с другими
древними народами, тогда как миф о потерянном колене служит легитимации
культурных претензий «пришлого» народа на равенство с коренными» (Абдуллаев
2006: 167 (выделено Е. Абдуллаевым)).
Полагаю, что данное заключение актуально и для дагестанской действительности, но
с незначительной поправкой: мотив «десяти потерянных колен» в дагестанских
легендах отсутствовал. По всей видимости, это было связано со слабым знакомством
дагестанских мусульман с библейскими историческими сюжетами, а также и с тем,
что на происхождение от «десяти потерянных колен» претендовали сами горские
евреи, во всяком случае, легенды такого рода были распространены в среде
горско-еврейских раввинов, начиная по-крайней мере с XVII в. (см., напр.: Гербер
1760: 305–306).
Горским евреям не могло не импонировать, что многие из дагестанских горцев
возводили свое прошлое к «евреям», правда, при этом горские евреи не подозревали
о том, что определение «еврейское» в данном случае синонимично эпитету
«старинное», и принимали соответствующее именование за подлинную реальность. И,
как следствие, в еврейской среде формировались собственные мифологемы
относительно «еврейского» прошлого их мусульманских соседей. Прежде чем перейти
к их рассмотрению, необходимо сказать о том, что евреев, конечно же, не могло не
удивлять обилие «евреев» в горной зоне, где, как это хорошо было известно
горским евреям, их предки в обозримом прошлом никогда не жили. Поэтому в общении
со своими лезгинскими, аварскими или даргинскими информаторами они не могли не
обращаться к ним за доказательствами былого еврейского прошлого. И такие
«доказательства» находились – в виде якобы обнаруженных в стенах домов Талмудов
и Свитков Тор, «еврейских знаков» и «еврейских надписей», правда, все подобные
«доказательства» являлись не более чем новыми элементами тех же легенд.
Поскольку самим дагестанским горцам семантика именования основателей старинных
аулов «евреями» была известна, то никаких доказательств своего «еврейского»
прошлого им не требовалось – доказательства требовались в общении с настоящими
евреями, то есть с горскими евреями. А тем предъявляемых «доказательств» вполне
хватало, и уже в самой горско-еврейской среде находилась новая «аргументация»
такого рода. Так, в XIX в. И.Ш. Анисимов писал, что жители селений Ахты и
Араканы «хранят, как святыню, еврейские книги, перешедшие к ним от их
предков-евреев». И далее: «Жители этих аулов до сих пор дают детям своим имена
своих отцов и матерей, взятых из Ветхого завета и носимые горскими евреями»
(Анисимов 2002: 26). Разумеется, примеров такого рода имянаречения И.Ш. Анисимов
не приводит, так как сыскать их было невозможно, а если бы и удалось обнаружить,
то очень быстро бы выяснилось, что эти имена были восприняты горцами через
кораническую традицию.
Еще один пример такого же рода: в 1978 г. мною было записано широко
распространенное в Дербенте предание о том, что в некоторых семьях в с. Ахты
хранятся списки Торы; перед наступлением субботы ахтынские женщины зажигают
свечи, достают Тору и читают ее; умение читать по-еврейски передается у них по
наследству, но смысла прочитанного они не понимают (ПМА 1: тетр. 2).
Мотив, связанный с зажиганием свечей в канун субботы, был зафиксирован также
Б.В. Миллером: «Отметим еще зажигание свечей в интересном по своей этимологии
лезгинском селении Хазры (Xəzri), в северной части Кубинского уезда»
(Миллер Б. 1929: 21).
Несколько таких же легенд фигурирует в работе Б.Б. Маноаха, являющегося горским
евреем.
1. «…Один из коренных жителей села Ахты, лезгин, переехавший жить в Дербент еще
в 30-е годы – некто Давлетханов – не скрывал, что его предки были евреями, и при
каждом удобном случае вспоминал, что его мать всегда ставила субботние свечи, в
субботу не готовила обед и вообще не делала ничего, что евреям запрещено делать
в этот день. Он также говорил, что у них в доме спрятан свиток Торы и другие
религиозные атрибуты. На вопрос, почему бы все это не отдать в синагогу, он
отвечал: «По завещанию наших предков, эти вещи должны вернуться к народу тогда,
когда наша община, насильно превращенная в мусульман, вернется в лоно своей
религии…» (Маноах 1984: 23–24).
2. «В селении Нювдюн, в 15–20 км севернее Кубы, в горах, живут «таты», у которых
хранится Сефер-Тора и другие религиозные книги. Эти «таты» и поныне ставят
субботние свечи, но во всем этом признаются только евреям, и то исключительно
близким друзьям.
На неоднократные просьбы евреев продать им Сефер-Тору те отказывают им в этом.
Они уверены, что придет время, когда они сумеют снова признать себя
принадлежащими к иудейской религии, как завещали им их предки. Каждое поколение
уверено, что это произойдет еще при его жизни» (Маноах 1984: 24).
3. Об ауле Усуг: «…При Советской власти многие научные экспедиции Москвы и
Ленинграда побывали в этом ауле и искали свитки Священной Торы и другие
культовые принадлежности. Но жители аула категорически отказались передавать эти
реликвии своей веры. Они надеются, что наступит время, когда их потомки вернутся
к вере своих отцов» (Маноах 1984: 26–27).
Подобные легенды активно циркулировали в Дербенте в годы моей юности – в 70-е
годы прошлого века. В те времена свитки Сэфер Торы в горах «искали» не только
«научные экспедиции», но и дербентские раввины. Некоторые из них (не могу
называть их по именам) даже видели эти свитки «собственными глазами», но хозяева
категорически отказывались их продавать. Кстати, «охота» за такими свитками
продолжается и поныне: по словам Дибияева Шими Мигировича, председателя
еврейской религиозной общины г. Махачкалы, он многократно пытался выкупить в
горных аулах такие свитки, «но они не хотят продавать» (ПМА 7: тетр. 1).
В тех случаях, когда предпринимаются реальные попытки обнаружить «еврейские»
артефакты такого рода, они неизменно терпят фиаско. Так, в г. Буйнакске мною
была зафиксирована легенда о существовании близ аула Араканы пещеры с еврейской
надписью над входом (ПМА 8: тетр. 1). Несколько позднее мною была предпринята
попытка навести справки о пещере через А.-Г.М. Нурмагомедова. Тот во время своей
поездки в Араканы получил от информанта подтверждение существования пещеры:
информант «видел ее собственными глазами». После моей просьбы уточнить
местонахождение пещеры, тот же информант сообщил А.-Г.М. Нурмагомедову, что на
самом деле еврейская надпись находится не над входом в пещеру, а на балке дома в
с. Араканы… В следующий раз выяснилось, что это была не еврейская надпись, а
«еврейский знак». И только после пятой или шестой попытки информант сообщил, что
дом уже перестроили, и указанная балка не сохранилась.
Судя по всему, араканцы уже давно успели привыкнуть к интересу, проявляемый к их
аулу горскими евреями, и потому указанный информант А.-Г.М. Нурмагомедова, зная
о том, что тот наводит справки о пещере для своего коллеги, «ученого из
Махачкалы», который является горским евреем, выдал весь тот набор легендарных
мотивов, заготовленный специально для горско-еврейского слушателя.
Другой пример такого рода имел место в конце 90-х годов прошлого века, когда в
Дагестан приехала израильская телевизионная группа, снимавшая научно-популярный
фильм о хазарах. Они в первую очередь направились в Араканы и по приезде туда
спросили у первого же попавшегося мальчика, сохранились ли в их ауле еврейские
памятники? Мальчик, тут же повел их к какому-то полуразрушенному дому и сказал,
что это была «еврейская мечеть», и что в ее стене нашли еврейскую книгу.
Разумеется, журналистам рассказали и многие другие легенды такого же рода. Но
главное впечатление состоит в том, что в Араканах даже мальчики знают, чего от
них хотят услышать евреи.
Таким образом, еврейские мифологемы, возникшие на основе легенд о «еврейском»
прошлом древнейших дагестанских аулов, проникали обратно, в мусульманскую среду,
и получали там новое развитие, что не может не производить впечатления игры, в
которой каждая из сторон подыгрывает друг другу.
Любопытно также, что в обыденном сознании горских евреев соответствующие факты
воспринимались не без лукавства: они произошли от нас. Разумеется, при этом
никто всерьез не рассматривал идею о прямом происхождении дагестанских горцев от
горских евреев – обычно происхождение от нас объясняли происхождением от
прозелитов, таких же как иудейские хазары, причем распространение иудаизма среди
горцев, как правило, приписывали тем же хазарам. Совершенно другое объяснение
«еврейского» прошлого с. Араканы в разговоре со мной дал Ш.М. Дибияев; по его
словам, еврейскую общину там составляли евреи, выселявшиеся туда из родных аулов
в наказание за убийство (ПМА 7: тетр. 1).
Показательна также позиция в данном вопросе проф. М.М. Ихилова (1917–1998),
этнографа, имеющего горско-еврейское происхождение. По отзыву Г.Г. Гамзатова, в
кандидатской диссертации М.М. Ихилова, посвященной горским евреям (Ихилов 1949),
«прослеживалась мысль о якобы обширном распространении «горского еврейства»
среди дагестанских народов – как в историческом, так и географических планах».
При этом М.М. Ихилов шел по пути сопоставления лексики дагестанских и горско-еврейского
языков, а также возможности горско-еврейской этимологии ряда дагестанских
топонимов (Гамзатов 2004: 21). М.М. Ихилов не только писал на эту тему, но и
пропагандировал свою идею дагестанцам во время частых лекций, проводившихся в
сельских клубах. Нередко после таких лекций в Институт истории, языка и
литературы, где работал М.М. Ихилов, приходили письма с возмущениями по поводу
того, что М.М. Ихилов рассказывает в своих лекциях о еврейском происхождении
аварцев. А Г.Г. Гамзатов, бывший тогда председателем Президиума Дагестанского
филиала АН СССР , с укором показывал эти письма М.М. Ихилову, на что тот резко
отвечал: «А хочешь, я докажу тебе, что ты тоже еврей?!» (ПМА 9: тетр. 1).
Столь же анекдотичный случай рассказывают коллеги М.М. Ихилова, побывавшие на
его лекции в одном из лезгинских селений. Выходя после лекции из сельского
клуба, один из аксакалов сказал другому: «Выходит, что мы от евреев произошли!»
(ПМА 9: Шихсаидов).
В заключение хочу поблагодарить сотрудников ИИАЭ, любезно предоставивших
материал по данной теме.
Игорь Семнов научный сотрудник Института истории,
археологии и этнографии
Дагестанского научного центра РАН,
кандидат исторических наук
