Следствием социальной дифференциации горского общества явилось возникновение в дагестанском обычном праве юридических норм, выражающих различный подход к охране жизни феодализирующейся общинной знати и остальной массы населения.
Наряду с этим, феодализирующаяся знать нуждалась в усилении защиты частной собственности, как базы своего господства. Уже в правовых памятниках ХVI-ХVII вв. имеются нормы о десятикратном возмещении стоимости похищенного имущества, отчетливо различалось воровство простое и квалифицированное, собственник имел право убить вора, пойманного с поличным. Помимо возмещения владельцу стоимости украденного, взыскивался также штраф в пользу общества.
В горских адатах, действовавших в ХVIII-ХIХ вв. находит свое отражение дальнейший процесс укрепления и роста частной собственности. В них выражается всемерное ограждение имущества и имущественных прав собственника. Ответственность за имущественные преступления четко дифференцирована и поставлена в зависимость от ряда обстоятельств: места, из которого украдена вещь, ценности похищенного, способа завладения чужим имуществом, повторности воровства, а также вида доказательств, устанавливающих виновность.
По общим даргинским адатам вор возмещал стоимость похищенного и платил штраф. Двойной штраф взыскивался за воровство из мечети, мельницы, пашни и гумна, а также хлеба в колосьях.
Насколько важное значение придавалось охране частной собственности можно судить по тому, что к виду квалифицированного убийства ("кара") относились следующие случаи:
1) убийство на собственной земле,
2) убийство с целью ограбления убитого,
3) если кто по совершении убийства, хотя и без цели ограбления, возьмет какую-либо вещь, принадлежащую убитому,
4) если кто задержит чужую скотину на своей пашне или покосе, а хозяин скотины, сопротивляясь этому задержанию, убьет задержавшего.
Помимо непосредственного виновного в воровстве, наказанию подвергались и укрыватели вора или похищенного имущества.
Степень охраны частной собственности весьма ярко выражена и в следующей юридической норме общих даргинских адатов: "Если родственники убитого, желая из коровомщения убить канлы, нанесут какой-либо ущерб имуществу его, напр. убьют или ранят под ним лошадь и т.п., то без различия будет ли или не будет убит при этом канлы, они должны вознаградить за убытки канлы, а если он убит, то его родственников"[149].
При установлении имущественной ответственности учитывались смягчающие и отягчающие вину обстоятельства. В случае добровольного признания вора, кроме возврата уворованного, он никакому взысканию не подвергался. Весьма своеобразно то обстоятельство, что потерпевший от кражи, если он ранее сам был изобличен в воровстве, получал лишь стоимость уворованного.
В адатах Акушинского общества украденная вещь или ее стоимость возвращались хозяину и сверх того взыскивалось девять вещей, равноценных украденной. Если обвинение признавалось только по присяге, потерпевший получал вещь, подобную уворованной. Во всех случаях, когда воровство сделано со двора, за приход вора во двор в пользу хозяина взыскивалось три барана. Кроме того, с вора брался штраф 7 быков в пользу джамаата. Но при обвинении по одному подозрению штраф не брался.
За воровство из мечети был определен исключительно крупный штраф: джамаату – 17 быков, мангушу и тургакам -17 быков, тургакам целого общества семь котлов или семь быков.
Всякое посягательство на чужую собственность, как видно из адатов Акушинского общества, рассматривалось как тяжкое преступление и наказывалось разорительными имущественными штрафами. Причем воровство уже не является делом, касающимся только потерпевшего и его родственников. Если потерпевший от воровства не объявлял о краже, получив честное удовлетворение от вора, с него в качестве штрафа взыскивался бык в пользу тургаков, а вор уплачивал штраф, установленный за воровство. При обвинении в одном воровстве нескольких человек, штраф брался с каждого отдельно, а удовлетворение хозяину давалось сообща всеми.
Штрафы и взыскания в пользу общества, помимо возмещения убытков потерпевшему, наказание за укрывательство и недонесение являются прямым следствием ограждения социальной верхушкой своей собственности путем усиления репрессий.
За покушение на воровство виновный подвергался определенному штрафу. Укрыватель вора и похищенного им наказывался одинаково с главным виновником. Наравне с вором наказывался и обвиняемый в том, что знал вора, но не сообщил об этом.
В Микагинском обществе, если украденное было найдено, возвращалось хозяину вдвое, а за воровство барана вдесятеро.
В адатах, принятых в Сюргинском обществе, за воровство из мечети, мельницы, с пашни и гумна взыскивалось вдесятеро и крупный штраф в пользу джамаата.
Особый адат существовал в Урахинском обществе по недонесению о факте воровства. Штраф один бык брали с того, кто хотя не скрывал вора и вещей, но знал, кем совершена кража.
В Усишинских адатах за уворованное хозяин получал вдесятеро, если обвинение сделано по присяге претендателя, хозяин вместо уворованного получал подобную вещь по выбору. При доказанном воровстве взыскивался также штраф джамаату – один бык, картам – 4 котла, тургакам – одна саба пшеницы. За вороство из мечети, мельницы, с пашни и гумна сумма взысканий увеличивалась вдвое.
За укрывательство вора и сокрытие вещей с виновного взыскивался штраф джамаату – четыре быка.
По адату Цудахарского общества за воровство из мечети штраф джамаату и тургакам брался вдвое, а уворованное взыскивалось вдесятеро. Обвиняемый объявлялся канлы всего общества и удалялся из деревни. В десятикратном размере возмещалась стоимость украденного при любой краже, если обвинение было подтверждено какими-либо доказательствами или по отказу обвиняемого от очистительной присяги.
Кроме того, взыскивался штраф один бык джамаату и тургакам 7 котлов.
По аварским адатам вор возмещал потерпевшему стоимость похищенного и вносил определенный штраф в пользу общества. При удовлетворении потерпевшего взыскание обращалось на домашнюю утварь, животных и на недвижимое имущество.
Строгая ответственность за посягательство на частную собственность устанавливалась адатами Гидатлинского общества, действовавшими в ХVIII веке. Семь коров взыскивалось по адату сел.Урада с того, кто присвоит или испортит какую-либо вещь.
По адату сел.Зиури, Мачада и др, хозяин имел право безнаказанно убить вора, застигнутого в доме или своем владении. В сел.Гинта вор возмещал хозяину убыток в пятикратном размере и еще один бык в качестве штрафа. Если вор и потерпевший заключали тайное соглашение о возмещении, с обоих взыскивался штраф[150].
Наказывалось также покушение за кражу. Наравне с вором отвечал и пособник, оказавший содействие в краже человеку из чужого селения. Хозяин дома, убивший ночного вора, не нес никакой ответственности, за убийство днем хозяин подвергался наказанию на общих основаниях.
В Бежидских адатах взыскивался штраф в пользу общества с того, кто войдет во владение или в дом кого-либо с намерением украсть что-нибудь.
За кражу из имения (так в тексте) взыскивалось в пять раз более. Кража из дома наказывалась штрафом в 12 коров. Еще более строгое наказание – штраф 24 коровы – назначалось за вороство из мечети, мельницы или укрепления.
Обычная кража имела своим последствием двойное возмещение потерпевшему и штраф на такую же сумму в пользу общества[151].
В Анцухском обществе за похищение лошади или быка виновный уплачивал штраф в пользу общества 30 руб. серебром, и стоимость 5 быков хозяину быка или 100 руб. серебром хозяину лошади.
С укравшего одну овцу брали 5 овец в пользу потерпевшего и одну овцу для общества.
В Ухиндальском обществе за воровство из стада штраф достигал 12овец. В девять раз более стоимости похищенного взыскивалось за доказанное воровство в некоторых селениях Унцукульского общества.
Адаты андийских обществ за совместную кражу с каждого участника устанавливали полное возмещение стоимости похищенного.
С того, кто с намерением украсть что-либо вошел в чужой двор, взыскивался один бык.
Крупные имущественные штрафы за воровство в пользу общества и значительные возмещения собственнику раскрывают изменения правовых взглядов, рассматривающих посягательство на частную собственность как посягательство по общественный правопорядок, а не только как причинение вреда отдельной личности.
Потерпевший от воровства не ограничивался в сроках для предъявления иска. «Жители селения, – говорится в сборнике адатов сел.Урада, – согласились дать хозяину, у которого украли имущество, и доверенному им лицу право предъявить иск к вору, с согласия трех шурата в любое время, не ограничивая это право сорока днями, как это было у наших отцов»[152].
Величина штрафа с вора устанавливалась в зависимости от ценности похищенного.
При несостоятельности вора взыскание обращалось на его родственников по отцовской линии и на имущество жены, если она жила в его доме.
В сс. Ратлух, Ратлу-Ахвах и Тлянуб за вора отвечал только отец, в с.Тилитль – отец и сын вора, в сел.Зиури -отец, брат и сын вора, в с.Цеко – отец и мать вора, в с. Гоготль – отец, сын и жена вора.
В сел.Могох, Гоцо, Буцра, Уркачи и Шагада потерпевший от воровства тайно получивший удовлетворение сам нес ответственность, как за совершение кражи.
Лезгинские адаты по воровству предусматривали возмещение двухкратной стоимости похищенного имущества и уплату т.н. муштулучных денег, т.е. расходов хозяина уворованного на отыскание виновника. Сумма муштулучных денег не должна была превышать стоимость похищенного. В адатах отчетливо различалась ответственность за простое и квалифицированное похищение. Ко второму виду относились кражи из дома, мельницы, мечети. Способы доказательств при краже в основном сходны с таковыми же у даргинцев и аварцев. Число присягателей также зависело от суммы похищенного.
В делах по воровству у лезгин свидетели играли значительно большую роль, чем у аварцев и даргинцев. Нередко истец имел тайных свидетелей, которые открывались и доказывали факт преступления, если ответчик принимал ложную очистительную присягу.
Потравы, умышленные и неосторожные поджоги и всякая порча имущества дагестанскими адатами подводятся под одну категорию с воровством.
За умышленный поджог по даргинским адатам, когда вина устанавливалась свидетельскими показаниями и другими доказательствами, в пользу потерявшего взыскивались убытки вдвое против цены сгоревшего и штраф 7 котлов для тургаков.
При неосторожном поджоге (когда виновный сразу же сообщил об этом) возмещалась только стоимость сгоревшего. В Урахинском и Цудахарском обществах за поджог хлеба на корне или в стогах убытки взыскивались в десятикратном размере.
Такие же правила действовали и в других случаях причинения материального ущерба. Двойной штраф взыскивался при умышленной порче в мечети, на мельнице, на гумне или пашне (кроме потравы).
За умышленную потраву по адатам Акушинского, Балхарского и цумиканского обществ сверх удовлетворения хозяина был определен штраф в пользу джамаата – 7 быков.
По Цудахарскому адату за порчу на мельнице виновный возмещал убытки вдесятеро, платил обычный штраф, определенный за порчу и сверх того 14котлов в пользу тургаков.
В лезгинских адатах за поджог мечети, дома, саманника, хлебных скирд, сена и т.д. с виновного взыскивались убытки, штраф в пользу общества и нередко разорялся дом преступника.
Как известно, в родовом обществе в преступлении видели только вред, нанесенный роду, а наказание играло роль возмездия за причиненный урон. «Родовым сообществам, – писал М.М.Ковалевский, – одинаково чуждо, как понятие о наказуемости покушений, так и различение несчастного случая от преднамеренного злодеяния, а такке всех увеличивающих и уменьшающих вину обстоятельств»[153].
В обычном праве горцев, в частности в адатах по имущественным преступлениям, отчетливо различались понятия умысла и неосторожности, дифференцировалась ответственность в зависимости от способа совершения преступления. Наказывалось покушение на воровство и укрывательство преступника и следов преступления. Везде собственник имел право на безнаказанное убийство вора, застигнутого с поличным.
Преступление, в том числе и имущественное, помимо возмещения вреда потерпевшему, наказывалось от имени общества, – взыскивался штраф крупных размеров. В некоторых обществах наказывалось недонесение о воровстве.
Охрана частной собственности постепенно становится одной из функций местной власти, вследствие чего воспрещалось тайное возмещение убытков потерпевшему.
Покушение или приготовление к похищению чуного имущества, не причинившие какого-либо ущерба, также являлись наказуемыми, иначе говоря, уголовно-правовые нормы по имущественным преступлениям предусматривали ответственность за само действие, независимо от его последствий.
Следовательно, нормы об ответственности за воровство приобретали значение уголовной кары, имевшей целью предотвратить посягательства на отношения собственности.
Наказание за воровство стало рассматриваться как орудие защиты общества от преступных посягательств. Оно обеспечивало охрану собственности феодалов и феодализирущейся знати, заинтересованных в резком повышении имущественной ответственности за посягательства на частную собственность.
Дифференцированная защита различных объектов собственности, учет объективных и субъективных факторов преступления при назначении наказания несомненно говорят о том, что обычное право горцев задолго до присоединения Дагестана к России развивалось как право феодального типа.
Адаты по гражданским делам
Гражданско-правовые отношения в Дагестане, как известно, регулировались на основе шариата. Однако нормы шариата, касавшиеся наследования, купли-продажи, сеиейно-брачных отношений, обязательственного права и других отраслей гражданского права, как нами уже ранее отмечалось, не могли быть механически перенесены на дагестанскую почву в качестве действующих правовых норм, если бы не было соответствующих социально-экономических условий. Нельзя представить такое положение, чтобы в обществе, основанном на родовой собственности и родовых порядках, действовали правовые нормы, возникшие в феодальном обществе.
Следовательно, применение институтов и норм права феодального общества – шариата само по себе свидетельствует об уровне общественных отношений у народов Дагестана, вступивших в период феодального развития задолго до XIX века.
Ко времени окончательного распространения шариата в Дагестане (ХV в.), в обычном праве горцев еще не сложились нормы гражданского права. Нормы уголовного права, как более древние, к этому периоду уже выработались и потому, несмотря на продолжительную, насильственную практику их искоренения, они оставались в качестве местных юридических обычаев по разбирательству уголовных дел.
В связи с насаждением ислама и шариата процесс зарождения самобытных гражданско-правовых и процессуальных институтов приостановился и возникающие гражданские правоотношения разрешались в соответствии с установлениями мусульманского права.
В рукописных сборниках адатов аварских обществ (ХVII-XVIII вв.) имеются нормы о наложении штрафов на тех, кто отказывался решать гражданские споры по шариату. Очевидно они возникли под влиянием мусульманского духовенства, заинтересованного в сохранений источника доходов, каковым являлось разбирательство дел по шариату.
Вместе с тем, следует подчеркнуть, что нормы шариата применялись не в чистом виде, а с учетом конкретных социально-экономических и бытовых условий Дагестана.
Касаясь взаимоотношений адата и шариата, М.Ковалевский подчеркивал, что народные юридические воззрения оказывали существенное влияние даже в тех сферах, в которых шариат одержал победу над адатом[154].
В результате этого в обычном праве Дагестана возникли и отдельные институты и нормы гражданского права, существенно различающиеся от аналогичных институтов и норм шариата. Уже в правовых памятниках ХVII века имеются упоминания о таких понятиях, как залог имущества, пеня, исковая давность, домовое обязательство, договор купли-продажи, аренды, процессуальные сроки и т.д.
В материалах более позднего периода ХVIII – нач. XIX вв. мы находим некоторые местные обычаи, касавшиеся семейно-брачных и наследственных взаимоотношений. В частности, дагестанские адаты устанавливали определенные имущественно-правовые последствия при несостоявшемся браке. Так, по даргинским адатам, когда причиной несостоявшегося брака являлся жених, он обязан был возвратить невесте полученные от нее подарки, его подарки оставались у невесты. В случае, когда невеста отказывалась от жениха, она возвращала полученные подарки вдвое. Так же решался вопрос, если жених отказывался от брака, уличив невесту в легкомысленном поведении. Свое обвинение жених подтверждал присягой двух свидетелей Хабун-Талах. По адатам Микигинского общества с виновного несостоявшегося брака в пользу общества взыскивался штраф – один бык, в Мугинскои обществе штраф составлял три быка. В некоторых аварских селениях с отказавшегося от брака взыскивалось в польэу противной стороны поле на 1 1/2сабы посева, причем иск доказывался двумя свидетелями[155].
Б селениях Карахского общества при разводе жены муж последней обязан был по требованию отца жены вернуть приданое, даже в том случае, если не даст развода жене, так как приданое давалось отцом во временное пользование[156].
Если в приданое были получены животные, то в одних обществах они возвращались с приплодом, в других без приплода[157].
Адаты по брачным делам у лезгин сходны с приведенными выше, однако имелись и некоторые различия, связанные с тем, что, помимо подарков, у лезгин, каждый желавший жениться должен был заплатить условленную плату (пол-пул) и так называемые кебинные деньги, которые становились неприкосновенной собственностью женщины.
Исключительно большой научный интерес представляют гражданско-правовые обычаи даргинцев, собранные крупным знатоком дагестанского обычного права юристом и этнографом Баширом Далгатом, уроженцем сел.Урахи.
Из его материалов нами используются обычаи, касающиеся имущественных отношений между супругами, родителями и детьми, семейных дележей при жизни и после смерти отца, распоряжения на случай смерти. При совпадении адатных норм с шариатом у Б.Далгат имеется об этом указание. Мы, в основном, приводим здесь гражданско-правовые адаты, сложившиеся хотя и под влиянием мусульманского права, но изменившиеся в результате местной практики, или возникшие самостоятельно.
Имущество супругов, пока они жили вместе, являлось общим. В случае развода жена получала имущество по шариату. Если жена приобрела какое-либо имущество вместе с мужем или приобрела не на свои средства, такое имущество по адату признавалось мужниным, а по шариату обоих супругов.
По адату вещи, полученные супругами в виде даров, поступали в общую собственность. При разводе вещи, подаренные родственниками жены, составляли имущество жены.
Приданое всегда считалось собственностью жены, поэтому муж мог распоряжаться им только по ее согласию. Если, помимо ее воли, муж продавал пахотную землю, жена могла заставить мужа взамен проданного выделить часть из своих земель.
В период записи гражданских обычаев Б.Далгат жена по обязательствам мужа не несла никакой ответственности, однако она должна была заранее предупредить суд, что не будет платить за мужа. Б.Далгат отмечает, и то до присоединения Дагестана к России жена по адату отвечала за долги мужа.
Муж во всех случаях нес ответственность по обязательствам жены.
На сделки, совершенные женой, по адату всегда требовалось согласие мужа.
Таким образом, имущественные отношения между супругами основывались на раздельной собственности каждого из них в общем имуществе. Однако жена по адату ограничивалась в праве распоряжения общим и своим имуществом, муж ограничивался только в распоряжении имуществом жены.
В нескольких случаях адат предоставлял право мужу не возвращать имущество жены, в частности, если она убежит от него с другим мужчиной. По адату покинутому супругу увезший или его родственники даже уплачивали известную плату.
Адаты даргинцев довольно подробно регламентировали имущественные отношения между родителями и детьми. Отцу предоставлялось полное право лишить своих детей наследства. Непочтительного сына отец мог выгнать из дома, не дав ему никакого имущества.
Отец имел право отнять имущество детей, данное им при выделе. Имущество, завещанное дедом, отец не мог ни отнять, ни растратить, он распоряжался этим имуществом до вступления детей в брак. Адат разрешал на некоторое время закладывать это имущество.
За убытки, причиненные совершеннолетними и даже отделенными детьми, отец нес ответственность, если он до требования не объявлял отказа. До присоединения Дагестана к России, подчеркивает Б.Далгат, адат во всех случаях обязывал отца платить за долги детей, ни в каком случае не допуская отказа.
Долги отца по адату можно было взыскивать и с отделившихся сыновей.
Своеобразный обычай существовал у урахинцев относительно имущества семьи, в которую входили несколько членов.
«В семье, в которой живут несколько племянников и дядей, – сыновей с отцом, всегда имущество отдельное у каждого. Есть еще теперь несколько семей, состоящих из нескольких членов, у которых есть общий дом, мельница и общий сенокос, который не разделен, как у других, а косится вместе всеми, а потом уже делится сено. С мельницы же каждый член прибыль берет поочередно. Во всех же других делах и хозяйствах эти члены семьи находятся совершенно отдельно. Хотя дом у них общий, но стол не общий»[158].
Очень ценные данные зафиксированы Б.К.Далгат относительно семейных дележей при жизни отца. Одной из причин семейных дележей Б.Далгат считал желание отца, чтобы дележ не был произведен по шариату после его смерти. Он отмечает, что нередко отец выделял дочерям равные доли с сыновьями, хотя шариат устанавливал половинную долю.
Отец, имеющий несколько сыновей, мог отдать все имущество одному из них. И вообще, как подчеркивает Б.Далгат, отец мог совсем не считаться с шариатом и распределить имущество по своему желанию или жребию.
Если при общем дележе отец не брал себе части, сыновья обязаны были содержать его, выделяя определенное количество зерна и доставляя топливо.
Раздел недвижимого имущества также происходил по адату «… дом делится между всеми сыновьями или берут его двое или трое, а остальные вознаграждаются из земли за долю дома; мельница не делится, а от нее получается прибыль поочередно каждым сыном»[159].
Распоряжения на случай смерти, в основном, придерживались правил шариата, хотя нередки были и отклонения. Завещание, хотя по народным воззрениям считалось несправедливым, должно было строго соблюдаться.
Если имущество, пишет Б.Далгат, делилось не по шариату, а по взаимному согласию, предварительная оценка имущества производилась почетными стариками.
Приведенные адаты из материалов Б.Далгат вполне пригодны для общей характеристики гражданско-правовых отношений и у других народов Дагестана.
Особые адаты имелись в обычном праве по искам об обязательствах. По даргинским адатам не признавались действительными все заключенные условия и обязательства с лицом, о котором было объявление в мечети, что он человек расточительный и не платящий долгов"[160].
В аварских селениях Куяда, Корода, Маали, Хотог и некоторых других при несостоятельности должника ближайшие родственники не несли за него ответственность, если они всенародно в мечети объявляли о том, что они не отвечают за своего расточительного родственника.
Приведенный адат относится к числу древних, коренных обычаев горцев. Сходное правило имелось и в сборнике Рустем-Хана. Родственники, исключившие кого-либо из состава своего тухума, объявляли об этом в мечети, после чего освобождались от всякой ответственности за действия исключенного.
В частных адатах бывшего Тлейсерухского наибства при признании судом долгового обязательства, подлежащего удовлетворению, если у должника имущества меньше суммы долгов, то оно делилось между всеми кредиторами, соразмерно долгам. В Тлейсерухском и Мукратлинском обществах за долг сына отвечал отец, но только в том случае, если последний жил нераздельной семьей с сыном.
По Хунзахскому и Цатаныхскоцу адату родители не имели права отобрать у живущих от них отдельно детей имущество, отданное им в пользование.
Самобытные адаты в ряде отраслей гражданского права сложились у лезгин. Если кто-нибудь из детей оставил родительский дом без позволения, то он лишался доли наследства, если только отец при жизни не прощал этого поступка[161].
По адатам лезгин отцу предоставлялось право лишать своих детей наследства, если они своим поведением вызывали недовольство родителей.
Наследники без ясных доказательств не имели права претендовать на возвращение имения, отданного умершим в пользование кому-либо.
Предполагалось, что, если хозяин имения при жизни не предъявлял каких-либо претензий на имение, то оно было уступлено добровольно.
По договору купли-продажи применялся следующий адат. Если покупщик открывал в купленной им скотине пороки, о которых он не знал при заключении торга, и мог доказать это, то договор расторгался. В случае недоказанности наличия пороков до покупки, договор сохранял свою силу.
Адаты лезгин позволяют говорить о довольно высоком уровне развития договорного и обязательственного права. Так, например, при продаже части имущества, дома, сада и т.д., которое находилось в общем владении нескольких лиц, продавец обязан был предложить покупку своим сотоварищам, имеющим преимущественное право на приобретение продаваемой части из общего имущества.
При невыполнении кем-либо взятых на себя обязательств, он должен был возместить происшедшие от этого убытки.
Передавая исполнение принятых на себя обязательств другому, необходимо было известить об этом лицо, с которым имелся договор. В противном случае уступивший исполнение обязательств отвечал за неуспех предприятия.
Если какая-нибудь операция предпринималась несколькими лицами и выполнение ее с общего согласия поручалось кому-нибудь одному, действие последнего должны были отвечать интересам всех участников.
Если выполнявший операцию предпринимал действия, выходящие из круга допускаемых обычаев, об этом надо было поставить в известность своих компаньонов. В случае неисполнения этого требования, он отвечал за вред.
Если кто-нибудь засевал чужое поле без позволения хозяина, вся жатва, за исключением семян, поступала в пользу хозяина.
Незначительность дошедших до нас горских обычаев по гражданским делам затрудняет многих важных сторон гражданского быта народов Дагестана, но несомненно одно, что правовые воззрения горцев задолго до XIX в. основывались не на родовых порядках, а на базе развития института частной собственности. Не говоря уже о том, что шариат не мог иметь почву для своего применения при родовых порядках, сам факт возникновения пусть даже немногих местных норм гражданского права и процесса бесспорно указывает на значительные социально-экономические сдвиги, характеризующие становление новых общественных отношений.
М.Ковалевский писал, что в праве в эпоху господства родового быта не имеется никаких различий между преступлением и гражданским правонарушением, так как в том и другом случае возникает месть, если виновный не откупится платежом положенной обычаем частной пени. Отсюда он сделал вывод, что вследствие этого процессуальные порядки народа, живущего родовым устройством, не различаются между собой по характеру тяжбы.
Древнее право, отмечает он, «преследуя в преступлении причиненный им вред, мстя за него на первых порах всеми имеющимися в руках обиженного средствами, оно в конечном результате приходит к тому выводу, что последствием преступного деяния должно быть то же возмещение вреда и убытков, какое сопровождает собой совершение гражданского правонарушения. А отсюда само собой следует, что древнему процессу неизвестно существование рядом двух процессуальных систем гражданской и уголовной»[162].
Фактический материал позволяет вполне определенно установить, что в обычном праве Дагестана гражданское правонарушение и преступление существенно отличались по своим правовым последствиям.
Гражданское правонарушение вызывало лишь обязанность лица возместить ущерб, тогда как преступление наказывалось двухкратным, а иногда и десятикратным возмещением убытков и наложением крупных штрафов. Правда, иногда и при гражданском правонарушении взимался штраф, однако размер штрафа бал очень незначительный. При отсутствии специальных органов, обеспечивающих выполнение адатов, установление штрафа за гражданские правонарушения имело целью в какой-то степени сдерживать от нарушения гражданско-правовых обычаев.
Имелись различия и в процессуальном порядке разрешения гражданских и уголовных дел. В первом случае основным, а иногда и единственным способом доказательства являлись свидетельские показания. Гражданские дела, как правило, разрешались сельским кадием, а дела уголовного характера выборным судом.
Применение гражданско-правовых норм шариата, возникновение местных гражданских обычаев, регулирующих имущественные взаимоотношения, с несомненностью указывают на то, что у народов Дагестана родовой быт задолго до XIX века уступил свое место отношениям, основанным на имущественной и социальной дифференциации.
