...Егор позвал в Москву, и больше в Питер я не возвращался. Мы сидели на
госдаче в Архангельском и работали над структурой будущего российского
правительства: определялись с составом министерств, прописывали
программы их деятельности на первый период, готовили кадровые решения.
Из логики событий вытекало, что мне надо брать Министерство экономики
или промышленности. И вот однажды поздно ночью Егор поднялся из-за
рабочего стола и предложил: «Давай прогуляемся на свежем воздухе, заодно
и поговорим». Ладно, пошли. Не успели отойти на десяток метров, как
Гайдар без предисловий сказал: «Толя, я думал-думал и решил, что тебе
необходимо возглавить комитет по госимуществу». Это предложение
прозвучало совершенно неожиданно, поскольку Егор прекрасно знал, что в
профессиональном смысле я терпеть не мог приватизацию, она была мне
абсолютно неинтересна. У такого отношения есть предыстория, углубляться в
детали не стану, скажу лишь, что на одном из наших подпольных
семинаров в середине 80-х Виталий Найшуль изложил концепцию ваучерной
приватизации, которая произвела эффект разорвавшейся бомбы. Большинству
собравшихся теория понравилась, только мы с Егором тогда категорически
не согласились с ней, разгромив предложенный Виталием сценарий, не
оставив от него камня на камне. И вот спустя несколько лет Гайдар вдруг
предлагает взяться за проект, который мы сами же раскритиковали в пух и
прах! Хорошо известно, что в мировой экономической мысли нет
проблематики приватизации: в отличие от макроэкономической стабилизации
это вопрос технологический и политический, а не научный... Кроме того,
мы оба прекрасно сознавали, что история такая... антинародная,
перспектива стать пугалом для миллионов сограждан мне не слишком
улыбалась. Поэтому открытым текстом сказал: «Егор, после этого я на
десятилетия вперед превращусь в самое ненавидимое существо на свете!
Ясно как божий день». Гайдар ответил столь же прямо: «Но и ты пойми,
Толя, что Министерство экономики — тактика, Министерство промышленности в
нынешних условиях — чистой воды пиар, не подкрепленный ни ресурсами,
ни полномочиями. Все, что сможешь там, — проводить совещания,
высказывать благие пожелания и сочинять умные приказы, которые
директора заводов потом будут выбрасывать в урны. Вот создание
института частной собственности в стране — ключ, сердцевина». Спорить с
таким аргументом смысла не имело, я согласился с Егором: надо — значит
надо...
— И в итоге огребли сполна. Предчувствия вас не обманули...
— Знал, на что подписывался... Ведь главное обвинение от народа звучит
как? Приватизация несправедлива. Да, не спорю, ваша правда. И
объяснения, мол, иначе было нельзя, ровным счетом ничего не меняют. Эти
претензии такой глубины залегания, которые не стираются временем...
Знаете, раньше мы часто пользовались выражением «за добро». Его смысл в
том, правильный ли совершен поступок, в верном ли направлении сделан
шаг. Так вот: приватизация — за добро! Без каркаса частной собственности
сегодняшняя российская экономика не просуществовала бы и года. Ни
роста ВВП, ни повышения реального уровня жизни быть не могло. Подобная
дилемма нередко встречается при решении глобальных задач, от которых
зависит судьба страны: добро или справедливость. Это примерно как
заставить ребенка всерьез ответить на вопрос: кого больше любишь — папу
или маму? Понимая, что от сказанного зависит их жизнь... И на
государственном уровне так бывает, и ты тоже не имеешь права промолчать.
Иди потом и объясняй ста сорока миллионам соотечественников, что без
этого было бы гораздо хуже...
